ПЕРВЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА РОЖДЕНИЯ АСТРОЛОГИИ

В ночных авиарейсах картинка в окне оживляется только при приближении залитых электрическим светом городов, мимо которых пролетает самолет. Световая завеса вместе с облачностью и выбросами в атмосферу надежно изолирует людей внизу от возможности разглядеть небо. Оно словно ушло из нашей жизни. Сейчас это отодвинутая на периферию внимания, труднодоступная, провинциальная окраина, откуда приходят эксцентричные новости от астрономов, да желтая пресса с усталой методичностью нестрашно пугает столкновением с очередным объектом с аббревиатурой вместо называния. Под искусственным электрическим зонтиком всё намекает на то, будто происходящее в небе имеет к нам самое отдаленное отношение.

Однако на протяжении истории небо было не «старомодным светильником», а кроило весь ход жизни. Смена дня и ночи, связанная с внутренними часами всего живого, имела самое фундаментальное влияние на представления человека (эту биологическую прошивку никто и сейчас не в силах разорвать). Фазы луны было трудно не связать со множеством изменений, древние сведения о которых можно найти практически в любом уголке Земли. Высота, на которую солнце поднималось зимой, сообщала, например, о том, сколько еще осталось до наступления тепла и сколько провизии стоит сохранить. Ритмы, связанные с небом, вызывли самые сильные перемены: смену дня и ночи, времен года, что-то еще. Древний человек был одним целым с миром. В этом мире «сообщения неба» были и фактором практического выживания, и ключом к пониманию происходящего вокруг. Отсюда и крайне высокое к ним внимание. Древняя астрономически ориентированная культура, распространившаяся от северо-западной Европы до юго-восточной Азии, не оставила письменных документов. Пятидесятитонные глыбы Стоунхенджа и множество других монументальных построек с идеальным астрономическим тюнингом – единственный язык, на котором она что-то нам сообщает.

Интересное начинается с того момента, когда цивилизации, которым повезло с письменностью и долговечностью носителей информации, начинают фиксировать свои наблюдения. Таким уникальным хабом оказалась Месопотамия. Здесь повсеместная традиция отслеживать изменения солнечного и лунного циклов стала развиваться во все более сложную систему предсказаний, правила которой дедуктивно выводились из опыта повторяющихся астрономических явлений и их замеченной связи с земными событиями. В систематизированном виде это получило название «астрологии предзнаменований». Именно начиная с этого места уже можно говорить не о домыслах, а о подлинных астрологических документах.

Благоприятная почва для развития астрологии в Месопотамии была подготовлена совпадением нескольких факторов. Письменность. Долговечность документов. Представление о мире, в котором небо и земля образуют единое целое. Пристальное внимание к происходящему в небе, обусловленное зарекомендовавшей себя информативностью «небесных знаков». Всем, разумеется, управляет воля богов. Или что-то другое? Местная теология, хоть и менялась со временем, но оставалась достаточно простой для того, чтобы имена создателей мира не имели существенного значения в вопросе о том, каким же будет завтрашний день. Нечто влияет на всё и даёт об этом знать. Следы этого влияния можно было искать и находить везде. Но удобнее всего они читались в небе. Задача сводилась к переводу с не вполне еще ясного языка астрономических явлений на язык земных событий. Древние шумерские тексты уже вовсю оперируют именами звезд и созвездий – то есть к этому времени астрономический «алфавит» в Месопотамии был известен. Оставалось найти грамматику, понять и описать лексику «высказываний неба». На это у наблюдателей Месопотамии ушло около двух тысяч лет. Их уже интересовали не отдельные «буквы», а «слова» и целые «фразы»: судьба страны, здоровье её правителя, катастрофы, погода, урожай, запасы продовольствия, цены на продукты в разных провинциях, войны, эпидемии, мятежи и места их возникновения.

В отличие от соседнего Египта Месопотамия не имела ни хороших естественных преград, защищающих от вражеских нападений, ни гарантированного изобилия, которое давал Нил. Это способствовало тому, что местный правитель не играл роль бога на троне, а скорее выполнял функции кризисного управляющего, лавирующего среди постоянных опасностей. Реальность держала настороже. Но в Месопотамии кроме угроз она включала в себя и небо, которое по ходу изучения выглядело все более ясным монитором или разговорчивым советником, предупреждающим о событиях. В таких условиях для правителя незнание языка астрологии было непозволительной роскошью. Время от времени астролог даже сообщал, например, об таких угрозах царю, которые требовали на необходимый срок его замены «заместителем» из числа рабов, которому предстояло пройти полную процедуру коронации в соответствии с принятым ритуалом. Попробуй устраниться от знания того, что вынуждает прибегать к таким мерам. Это чувствуется в сохранившихся фрагментах переписки с астрологами. От них всегда ожидался однозначный ответ на конкретный вопрос, описывающий исход события. Неверный ответ вел к коррективам и дальнейшей шлифовке умения читать «сообщения небес» (как в любой экспериментальной и аналитической практике). Словарный запас медленно, но верно расширялся: только в уцелевшей части собрания клинописей «Энума Ану Энлиль» (Британский музей) насчитывается около 7000 предзнаменований. Самые ранние из них относятся к XVI веку до нашей эры. Насколько они были корректны? Коллекция застает процесс в середине работы над ним.

Постепенно разношерстные, отрывочные и покрытые сумраком предзнаменования становятся отчетливее и приводятся к единой внутренней логике и правилам. В языке неба возникает синтаксис – им мы обязаны Месопотамии. Поначалу всё выглядит просто и описательно: неподвижные звезды служили разметкой пространства, а движущиеся небесные тела занимали определенное положение при каких-то событиях. То, что светила при движении проходили через одни и те же созвездия, а остальные планеты при этом ненамного отклонялись от траектории Солнца, привлекло внимание к плоскости солнечного движения – эклиптике, и привело к разметке: на небесной сфере вдоль эклиптики (плоскости видимого перемещения Солнца) был выделен пояс, названный зодиакальным, разделен на 360 долей (градусов) и одновременно на 12 секторов (знаков) по 30 градусов, каждый из которых был фрактально разбит на двенадцатые части (будущие греческие «додекатемории»). Зодиакальные знаки, расположенные друг к другу под углом 120 градусов объединены в тригоны (триплицитеты), а к планетам прикреплены «тайные дома» (знаки) их особого положения (будущие «экзальтации»). Все эти элементы остались принципиально важными.

Если на раннем этапе движение небесных тел принималось за выражение воли богов и их толкованием занимались жрецы, то постепенно астрономическая математика Междуречья добилась впечатляющих успехов, обнаружив множество разновидностей циклов для подвижных небесных тел. Они становятся строительным материалом для грамматики неба и понимания природы ритмов, в соответствии с которыми меняется окружающее. Благодаря им становятся предсказуемыми затмения, положения светил и планет, а также другие астрономические явления. Но если «божественные сообщения» можно рассчитать заранее, то выходит, что и воля богов предопределена? Это открытие изменило историю астрологии и отношение самих месопотамских астрологов к тому, чем они занимались – религиозная составляющая технически стала более не востребована: например, исчезла необходимость в практиковавшихся ранее молитвах во избежание затмения. В итоге месопотамская астрология максимально приближается к тому, чтобы стать технологией.

Чего ей для этого не хватило? Она представляла собой огромную, говоря современным языком, базу данных, начальную «грамматику» к ней и отменный математический аппарат. Эти наработки снискали высокую репутацию и стали одним из востребованных интеллектуальных продуктов древности, заимствованным другими культурами – в том числе с куда более богатым бэкграундом (как Индия, например). Месопотамская астрология произвела большое впечатление и на Древнюю Грецию, известную рациональным взглядом на вещи. Но этому богатому материалу не хватало стоящей за ним сильной теории. Греков расхолаживала пассивная восточная описательность. Сами месопотамские предзнаменования не вызывали споров, но они выглядели как исправно работающий хаос. В 331 году до нашей эры Александр Македонский вошел в Вавилон. Спустя век-другой это привело к появлению в эллинистическом мире качественно новой дисциплины, возникшей на материале месопотамских знаний – гороскопической астрологии. О ней и пойдет речь далее.